-51-
В 1898 году появилась новая работа С. О. „Об однообразии в судовом составе флота», с тем же девизом „Помни войну», трактовавшая о вопросе, сознанном им во время приготовления к войне с Японией в 1895 году. Он убедительно доказывает необходимость однообразия судов, как в стратегическом, так и в тактическом отношениях, необходимость однообразия с точек зрения административной и хозяйственной.
„Идеал, к которому следует стремиться на флоте, есть полная взаимозаменяемость всего. Такой взаимозаменяемости, по моему мнению, можно достигнуть, если не вполне, то в значительной степени».
Виновниками разнообразия в типах, адмирал признает самих моряков: они—„выпустили из рук общие идеи и сами ушли, вместе с техниками, исключительно в область деталей».
Затем, говоря „о необходимости в каждом деле намечать идеалы», адмирал возвращался к своей мысли об „одном общем типе боевого судна» доказывая излишность брони при имении изобретенного им магнитного приспособления на снаряды (следует упомянуть, что приспособление это так и не было принято на флоте до войны 1904— 1905 г.г.); необходимость постройки кораблей малого размера адмирал защищал совершенствованием минного дела.
Таковы были убеждения адмирала и такова была разработка им тех предложений, которые признаны были им желательными для пользы дела; вопрос об отдаленном сигналопроизводстве тоже разобран был им во время плавания практической эскадры.
——————
Конец 90-х годов С. 0. посвящает новому научному вопросу—он мечтает открыть северный полюс, помощью могучих ледоколов; понимая однако, что никто не даст средств ради изучения отвлеченных вопросов, он выставляет государственные задачи более практического характера, которые в его лекции „К северному полюсу — напролом»! формулируются следующими словами:
„1) Научное исследование всего Ледовитого океана, на котором огромная область, 2 тыс. верст длиною и 1 1/2 тыс. шириною, ни разу не была посещена ни одним путешественником».
„2) Открытие правильного грузового пароходного сообщения с Обью и Енисеем в летнее время».
„3) Открытие правильного грузового пароходного сообщения с Петербургом в зимнее время».
30 марта 1897 года, благодаря чрезвычайному вниманию сына Августейшего Генерал-Адмирала, Великого Князя Константина Константиновича и Августейшей „старой Геверал-Адмиральши», в помещении Мраморного Дворца состоялась, устроенная по инициативе Императорского географического общества, лекция С. О. Макарова и его друга барона Ф. Ф. Врангеля об исследовании Ледовитого океана, помощью ледоколов.
Доклад С. 0. был встречен сочувственно, и вскоре он получил возможность осуществить свою мысль при содействии министра финансов С. Ю. Витте (ныне граф), заинтересовавшегося смелым предложением адмирала; последний приписывал свой успех поддержке Д. И. Менделеева, который увлекся идеей С. О. и представил министру финансов веские аргументы в пользу того, чтобы произвести ледокольный опыт в широких размерах. Но предварительно, по предложению Витте, С. О. предпринял путешествие в Карское море для ознакомления с состоянием пути на Обь и Енисей; путешествие происходило летом 1897 г. и продолжалось 1 1/2 месяца: С. О. посетил Шпицберген, совершив переход на пароходе, командиром которая был капитан „Фрама» Свердруп, а затем из Гаммерфеста на пароходе
-52-
прошел к устью Енисея и поднялся по нему, посетил Енисейск, Красноярск, а затем и Томск, откуда по рекам Оби и Иртышу прибыль в Тобольск, Тюмень, а затем через Пермь и Нижний в Петербург.
Результатом этого обследования было образование комиссии, под председательством Макарова, которой и намечены были техническая условия для ледокола, к соисканию заказа приглашены были 3 фирмы, и заказ был передан заводу Армстронга в Ньюкастле за 1 1/2 миллиона рублей, при сроке в 10 месяцев.
24 декабря 1897 года договор с заводом быль подписан и „Ермак“ начал строиться; Макаров выговорил при этом весьма важное условие, чтобы все главные и второстепенные отделения были бы опробованы наливанием их водою до уровня верхней палубы, те же отделения, который до верхней палубы не доходили, должны были быть снабжены непроницаемым потолком и опробоваться наливанием воды в особую трубу так, чтобы вода стояла в трубе на высота верхней палубы; так проводил в жизнь С. О. свое требование о пробе непроницаемых переборок.
Несколько раз во время постройки «Ермака» адмирал бывал в Англии, а затем проехал в Америку на Великие Озера для ознакомления с существующим там типом ледоколов. Спуск «Ермака» происходил 17 октября 1898 г., первым командиром его был назначен капитан 2 ранга М. П. Васильев.
После испытаний „Ермак“ вышел в Кронштадт 21 февраля 1899 г. и 1 марта вошел в льды, ход был 6—7 узлов, а 4-го марта, при восторженных криках народа, «Ермак» вошел в Кронштадтскую гавань; 8-го марта «Ермак» вышел в море уже на первую работу—освобождать затертые у Ревеля пароходы. С этого дня началась постоянная работа могучего «Ермака», продолжающаяся, *) как известно, и по сейчас.
Но кроме этого прямого дела с наступлением лета „Ермак“ направился со С. О. в Ледовитый океан и с первого же входа во льды обнаружилось, что он может справляться и с полярными льдами: „Ермак» прошел 250 миль в условиях, в которых другой корабль не тронулся бы с места; но корпус ледокола оказался недостаточно крепок для борьбы с полярными твердынями и по словами адмирала, „наступил период реакции, когда «Ермаку» и его инициатору досталось очень трудно» .
После нескольких дней, проведенных во льдах. „ Ермак“ получил повреждение в носовой части и должен был вернуться в Ньюкастель, в док; по окончании капитальной переделки «Ермака», Макаров пошел во вторичное плавание, но «Ермак», войдя во льды, не мог из них освободиться в течение 3-х недель, пока изменившийся ветер не уменьшил давление льдов, и ледокол, благополучно выбравшись на чистую воду, вернулся в Кронштадт для зимней навигации.
Вторичная неудача имела своим последствием то, что «Ермак», несмотря на все усилия С. О., более в полярные экспедиции не посылался.
Впрочем недоброжелатели С. О., а таковых у каждого выдающегося человека найдется не один, считавшие что деньги, истраченные на «Ермака», брошены даром, получили хороший урок, когда, при несчастном случае с броненосцем «Генерал-адмирал Апраксин», осенью 1899 г., «Ермак» поддерживал сообщение с броненосцем, дал возможность поддерживать его на плаву и производить взрыв камней и заделку пробоин; а когда эта работа была окончена, «Ермак» стащил броненосец и благополучно провел через льды в закрытое место.
*) По данным опубликованным в 1912 году, «Ермак» выручил уже до 600 пароходов.
-53-
„Броненосец „Генерал — Адмирал Апраксин», пишет С. О., стоящий 4 1/2 миллиона, был спасен ледоколом „Ермак“, который одним этим делом с лихвой окупил затраченные на него 1 1/2 миллиона».
О плавании „Ермака» на север С. О. написал целый труд, изданный в 1901 году, под названием „Ермак во льдах»; в этой работе собрано кроме описания постройки и плавания этого необыкновенного корабля и обработанный С. О. научный материал.
6-го декабря 1899 г. С. О. занимает свой последний пост перед войной— пост главного командира Кронштадтского Порта и военного губернатора г. Кронштадта и на этом месте привлекает к себе сердца всех кронштадтцев.
—————-
На этом высоком посту С.О. принимает участие во всех важнейших комиссиях, собирающихся в министерстве, подает докладную записку относительно вооружений Порт-Артура и участвует в 1903 г в разработке судостроительной программы, по его же инициативе рассматривается и вопрос о единстве власти в приморских крепостях.
——————
Членом в комиссию по вооружению крепости С. О. назначен был 20-го мая 1897 года и по этой должности принимал участие в вопросе о вооружении верков Порт-Артура.
После заседания 8-го февраля 1900 г., на котором выяснилось, что, вместо 447 орудий на линии сухопутной обороны в 22 версты, по приказанию военного министра, назначено лишь 200 орудий, С. О. „нашел, что оборону с сухого пути не предполагают обставить должным образом».
Сознавая свою нравственную ответственность при участии в таком важном вопросе, как оборона русской территории, С. О. не остановился на одном возражении в комиссии и подал председателю 8-го марта 1900 г. свое отдельное мнение.
Упоминая о создавшемся затруднении из-за назначения 200 орудий вместо 447, адмирал писал: „чтобы выйти из затруднения, подкомиссия проектировала поставить назначенные орудия лишь на некоторой части укрепления, оставив остальную часть совершенно открытой. Таким образом, вследствие физической невозможности обойтись назначенным числом орудий, проектируется полумера и представляется существенная опасность, чтобы полумера эта не имела пагубных последствий».
«Было доложено также, что подкомиссия за основание своих расчетов приняла предположение, что неприятель будет брать Порт-Артур открытою силой, а не долговременной осадой. Комиссия подробно рассматривала этот вопрос и присоединилась к мнению подкомиссии. Вследствие этого вся сухопутная оборона состоит из орудий небольших калибров и нет ни одной пушки на сухопутной обороне, которая могла бы отвечать на огонь больших осадных орудий.
„Неприятель может подвести большие осадные орудия и безнаказанно расстреливать наши укрепления».
„Я осведомился также, что орудия береговых укреплений, хотя и устроены на платформах, приспособленных для кругового обстрела, не могут быть употребляемы для отбития атаки с сухого пути, за неимением подходящих для этого снарядов. Вопрос этот чисто технический и мне неудобно по нему высказываться, но, мне кажется, в таком исключительном случае, как Порт-Артур, орудия береговой обороны должны быть приспособлены для отражения атаки с сухого пути, ибо нельзя допустить мысль, что береговым батареи должны будут молчать, когда неприятель, захватив батареи для сухопутной обороны, пожелает
—54—
брать открытой силой морские батареи с сухого пути“.
„О всем вышеизложенном я заявил в заседании комиссии и, как представитель морского министерства, я подробно указывал на важное значение Порт-Артура для нашего флота в Тихом океане, причем высказал, что Порт-Артур по отдаленности своей, должен быть столь сильно укреплен, чтобы представлять вполне самостоятельную единицу, что японский флот имеет перед нашим стратегические преимущества, ибо он опирается на множество сильно вооруженных портов, снабженных всем необходимым для ремонта и комплектования кораблей, как по части экипажей, так и по материальной части. Кроме того, Япония имеет многочисленный коммерческий флот, способный нести вспомогательную службу при броненосных эскадрах. В случае войны между Японией и Россией, Япония употребит всю свои средства, чтобы выиграть дело. Война эта будет для японцев первая с европейской нацией, от нее будет зависать все будущее положение Японии, и вся страна подымется, как один человек».
„Япония прежде всего займет Корею, и в виду близости Корейских портов от Японии и помощи, которую окажет вооруженный о-в Тсусима, нашему флоту, оперирующему в Корейском проливе, далеко от своего базиса—будет невозможно помешать высадке японцев в Корею, в каком угодно числе“.
„Заняв Корею, японцы могут двинуться к Квантунскому полуострову и сосредоточить там больше сил, чем у нас. Вся война может быть ими сосредоточена на этом пункте. Это будет война из-за обладанья портом Артур, к которому они подступят с потребною для сего силою, и мы должны быть готовы к должному отпору с сухого пути“.
„Надо однако полагать, что Япония одна не объявить нам войну и рассчитывать на худшую комбинацию, а именно: на союз Японии с Англией или Китаем, а может быть и с обеими этими нациями“. „
„В случай союза Японии с Англией, преобладание на море будет на их стороне и тогда возможно допустить большую высадку японского десанта в одну из бухт Квантунского полуострова. Это очень облегчит подвоз тяжелых осадных орудий и позволит повести правильную осаду Порт-Артура с сухого пути. Присоединяюсь к мнению комиссии, что по местным условиям неприятелю будет более выгодно повести сразу атаку на Порт-Артур открытой силой, но если атака эта будет отбита, то японцам не останется ничего более, как приступить к правильной долговременной осаде крепости. Следовательно оборона порта Артура должна быть приспособлена и к этому случаю».
Затем С. О. рассматривает вопрос о Китае; указывая на влияние Японии на последний, адмирал прибавляет:
„Китай не начал еще учиться европейской науке, но когда начнет учиться, он сделает это так же скоро, как Япония. Что касается военных наук и усвоения принципов военной доблести, то это дело не потребует и нескольких лет. Как только явится реформатор способный понять важность усвоения европейской науки, так сейчас же китайские войска изменят свою физиономию. Китайцы во время последней войны дрались скверно, потому что у них нет офицеров, нет амуниции и нет уверенности не только в призрении в случае поранения или увечья, но и в получении даже установленного жалования. При таких условиях ни немец, ни русский, ни француз не могут быть доблестными солдатами, но стоить только устранить причины и будут желательные результаты».
„Нас ничто не связывает с Китаем
-55-
прочными узами. Дружба с этой нацией сегодня может перейти во вражду завтра. Если это случится, то Манджурская железная дорога будет с разных сторон атакована китайскими войсками. Потребуется много времени, пока движением войск из Сибири можно будет получить военный перевес на этом пути, до того времени Порт-Артур должен держаться своими силами под напором очень крупных сил двух огромных наций».
„Падение Порть-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Флот, лишившись своего главного опорного пункта, должен будет стянуться весь к Владивостоку и почти отказаться от активной роли».
„ Чтобы этого не случилось, заканчивал свое мнение С. О., Порт-Артур должен быть сделан неприступным и снабжен провизией, порохом и углем в таком количества, чтобы выдержать продолжительную осаду, пока не прибудет подкрепление».
Таков был взгляд адмирала на необходимость вооружения Артура, двух мнений о записке С. О., думается, быть не может; как известно на сухопутную оборону Артура назначено было действительно 418 орудий и 48 пулеметов. Таким образом можно полагать, что записка адмирала оказала свое действее, и не вина, конечно, С. О., что из 572 орудий и 48 пулеметов, назначенных на оба фронта Артурских укрплений, к началу войны в крепости находилось только около 2/3, а именно 375 орудий и 38 пулеметов.
——
В другом чрезвычайно важном вопрос—судостроительной программе, С. О. показал такую же чрезвычайную проницательность, как и в деле вооружения крепостных верков. Первое выступление его относится к 1897 году.
Быстрый рост морского могущества Японии после китайской войны 1894— 95 г.г., создавший совершенно новое политическое положение на Дальнем Востоке, определенные сведения о выполнении Японией своей судостроительной программы не позже лета 1903 года, заставил морское министерство заняться вопросом об усилении нашей кораблестроительной деятельности.
Под председательством Великого Князя Алексея Александровича в декабре 1897 г. образована была комиссия из 8-ми вице-адмиралов—управляющего морским министерством Тыртова 1-го, Казнакова, Верховского, Дикова, Тыртова 2-го, Макарова, Авелана и Алексеева; комиссия имела предварительное обсуждение у управляющего морским министерством 12-го декабря, причем С. О. Макаров отсутствовал, так как находился в это время в Англии, где наблюдал за постройкой „Ермака».
Великий Князь Генерал-Адмирал, ознакомившись с журналом предварительного совещания и узнав, что С. О. отсутствовал в нем, пожелал видеть его в комиссии при окончательном обсуждении этого вопроса, которое и состоялось 27-го декабря 1897 года.
На этом совещании С. О. высказал, „что японский флот во время войны с нами будет иметь огромные стратегическая преимущества, ибо он будет опираться на многочисленные вооруженные порты японских владений, окружающих кольцом наши берега, и в его руках будут все подступы к нам; а потому небольшое численное превосходство в судах с нашей стороны не обеспечивает за нами командование морями, омывающими японские берега». По его мнению, „чтобы, решить, какого типа и сколько судов необходимо нам иметь на Дальнем Востоке, надо составить план действий или даже несколько планов. Без разбора таких планов наши суждения как бы лишены достаточно высокого фундамента». Он думает, „что может быть детальное рассмотрение вопроса покажет, что нам придется отказаться
-56-
от мысли командовать всеми морями, омывающими японские берега, и ограничиться более скромною задачею —помешать высаживать десант и тогда проектировать наш флот соответственно этой задаче».
„Рассмотрение планов действий, по его мнению, полезно и в отношениии типов судов». Так, он указал, например, „что если будет поставлена между прочим одна из частных задач занятие порта Артур, 1) для воспрепятствования японскому флоту высаживать десант в Печилийском заливе, то наиболее существенным дополнением к судам являются отряды миноносцев, имеющих Порт-Артур своим базисом; между тем увеличение числа миноносцев не предположено».
Такова запись журнала заседания 27-го декабря 1897 года о мыслях С. О., высказанных им по вопросу о кораблестроения; тот же журнал показывает, как встречено было предложение адмирала о предварительном разборе планов военных действий.
„Собрание, говорится в нем, однако не признало необходимыми рассматривать какие-нибудь планы наших действий на Дальнем Востоке и положило, что наш флот на Востоке, подобно флотами иностранными, должен состоять из таких судов, т. е. броненосцев и крейсеров, которые могли бы формироваться в эскадры, способные ко всяким действиям, даже и помимо японцев. Соглашаясь однако, что ближайшими его противником, как то следует из текущих обстоятельств, явится именно флот японский, совещание признало совершенно правильными, что на первое время и соображения об его размерах следует делать по сравнению с этим последним».
1) Обсуждение это происходило как раз во время первой зимовки русской эскадры в Артуре, о передаче которого России шли дипломатические переговоры с Китаем.
По всем вероятиям С. О. сам редактировал ту часть журнала, где изложены были его мысли, так как не были согласен с первоначальными изложением их в журнале; в архиве сохранилось собственноручное письмо от 9-го января 1898 г. на имя начальника главного морского штаба, в ко- тором между прочими говорится следующее: „мои слова в заседании переданы не совсем верно. В журнале говорится, будто я хотели приурочить флот к решению частной задачи: между тем как я признавал необходимым рассмотреть план войны, чтобы из этого разсмотрения придти к правильному заключению о желаемом типе судов и числе их».
„Настоящий журнал имеет историческое значение, а потому в той редакции, в которой он составлен, я не могу подписать его. Лично я не согласен ни с числом, ни с типами судов, ибо и то, и другое могло выясниться лишь из рассмотрения плана войны. Если в журнале будет вставлена на перемену предлагаемая мною редакция, то из нее будет видно, что мое предложение раз- смотреть планы воины не было одобрено и тогда я могу подписать журнал без приложения к нему моего особого мнения».
Как видно из дела, журнал был подписан С. О. в приведенной выше редакции, причем можно сказать, что он действительно явился историческим, показывая достаточно ясно, в чем, по мнению адмирала, должны были заключаться основы кораблестроительной программы, и как реагировали на эти основы остальные члены совещания; после печальной русско-японской войны, когда, как известно, не выработан был даже мало-мальский обоснованный план военных действий, эта проницательность С. О. Макарова является особенно ценной и служит лучшими доказательством светлости его военного ума.
Следующее заседание по тому же вопросу
-57-
просу, в котором участвовал С. О., состоялось 14-го апреля 1899 г. под председательством управляющего морским министерством и имело своим предметом изменение судостроительной программы 1895 г.; С. О. выступил в этом заседании с предложением типа „безбронных» судов и предложение его имело успех.
Журнал этого заседания говорить о предложении С. О. следующее:
„Вице адмирал Макаров считает броненосцы береговой обороны и броненосные лодки судами, проектированными в ошибочном расчёте. Желание совместить в броненосце малого водоизмещения сильную артиллерию и толстую броню, заставляет приносить в жертву силу машины, а потому получаются типы судов с очень ограниченным ходом. Он настоятельно указывал на необходимость при проектировании всех судов задаваться какой-либо определенною скоростью хода, установленного для всех судов нашего флота, как наибольший эскадренный ход. Эскадра может совершать плавание и маневрировать в стройном порядке, только тогда, когда суда, ее составляющее более или менее однородны, а главное имеют одинаковый наибольший ход. Если какое-нибудь судно, вступающее в состав эскадры, будет иметь меньший ход сравнительно с эскадренным, то такое судно будет служить всегда помехою для плавания и маневрирования этой эскадры. Признавая канонерские лодки по своему малому ходу неподходящими к боевым условиям, вице-адмирал Макаров считает необходимым иметь для Балтийского моря безбронные суда с сильною артиллерией и ходом на два узла выше эскадренного. По его мнению, наши строящиеся крейсера вооружены артиллерией слишком слабой равным образом наши минные суда и миноносцы носят очень малую артиллерию сравнительно с английскими. Следовало бы установить, чтобы вес артиллерии и минного вооружения при проектирования судов доводился до 90%“.
„По мнению вице-адмирала Макарова, при проектировании крейсера для Балтийского моря надо принять следующие задания:
- Водоизмещение . . . 3000 т.
- Ход ………………… 20 узл.
- Артиллерия — одно 10 дм. или 8 дм. орудие и 5—6 дм. орудий и сколько возможно мелких пушек.
- Артиллерия должна быть установлена на верхней палубе и не в закрытых помещениях.
- Броня только палубная для защиты котлов и машины.
„Такое безбронное судно, имеющее тяжелую артиллерию, может принять участие в эскадренном бою совместно с броненосцами. Ограничение хода 20-ю узлами вице-адмирал Макаров основывает на тех соображениях, что слишком большая скорость требуют тяжеловесных машин, а это заставляет выгадывать в весе корпуса, через что судно теряет многое в своей прочности. Предполагая, что большая часть наших броненосцев рассчитывается на 18-ти узловый ход, такой крейсер будет иметь по два узла преимущества сравнительно с эскадренным ходом».
Как упомянуто выше, совещание согласилось с предложением С. О. и среди прочих решений постановило: „Канонерских лодок не строить, а заменить их безбронными судами в 3000 тонн водоизмещения и ходом в 20 узлов с сильною артиллерией.
„На первое время построить один такой крейсер, проектировав его по данным, предложенным вице-адмирал ом Макаровым».
Однако решенное в совещании дело постройки Макаровского крейсера осталось только одним решением: управляющей морским министерством сначала приказал строить крейсер в 1901 году после спуска бр. „Бородино»,
-58-
а затем в сентябре 1900 г., в виду неотпуска всех сумм на судостроительную программу, отдал распоряжение не строить его до 1905 года, хотя С. О. лично разработал эскизные чертежи этого судна, сделал модель и препроводил все это в морской технической комитет, который признал, что проектируемое судно вполне осуществимо и при водоизмещения в 3000 тонн действительно можно получить боевое судно с машиной, котлами и боевыми запасами, прикрытыми палубной броней с ходом в 20 узлов и с очень сильной артиллерией; оказалось возможным поставить 3 — 8″ орудия и 4—6″.
Считая свой проект отвечающими настоящему времени, С. О. Макаров снова выступил с ним в 1903 году в совещании по вопросу о будущей программе судостроения.
Он представил совещанию свою записку «Броненосцы или безбронныя суда», в которой приходил к следующему:
„1) Бронирование и высокобортность несовместимы.
„2) Высокобортность есть недостаток в боевом отношении, и нужно по возможности понижать надводный борт боевых судов.
„3) Тонкий борт, не защищая находящихся за ним пушек и людей, причиняет разрыв неприятельских снарядов. Артиллерия и мины будут в большей безопасности на верхней палубе без бортов, чем за тонкими бортом.
„4) Каждое судно должно иметь полное сетевое заграждение, ибо это есть единственное средство против мин.
„5) При минах—величина судна не есть сила.
„6) Современный суда не испытаны в целом на стойкость и живучесть, а потому нет достаточно основания строить дорогостоящие большые суда. Можно иметь более обеспеченный успех с малыми судами, при большем числе их.
„7) Судно в 3000 т. по ходу, району действия и силе наступательных и оборонительных средств наилучшим образом отвечает требованиям боевого корабля.
„Чтобы принять вышеперечисленных положения, надо коренным образом перестроить мысль. Мне это пришлось сделать после особого изучения и расследования наступательных и оборонительных средств судов («Морской Сборники» 1894 г. № 6).
„Было бы однако-же крупными ycпехом, если бы сделаны были хоть некоторые шаги в указываемом мной направлении, а именно:
„1) Уменьшить размерь броненосцев до 9000 т., понизив борт настолько насколько это практика окажет возможным и оставив принятый эскадренный ход.
„2) Уменьшить размерь броненосных крейсеров до 6000 т., употребив броню лишь для прикрытия некоторых пушек и уменьшить высоту надводного борта, насколько это возможно.
3) Усилить артиллерию на легких крейсерах в 3000 т., понизив их надводный борт, и увеличив число их.
„4) На всех 3 родах судов артиллерию ставить или за броней достаточной толщины или на верхей палубе.
„5) Всякое военное судно строить для войны и боя. Проектирую его, надо прежде всего иметь в виду эту цель, а потом уже все остальные качества, в том числе и комфорт, которому теперь отводится неподобающее место.
Адмирал горячо защищал эти положения в двух специальных заседаниях (из 18), посвященных разбору его записки; он высказывал, „что вовсе не предлагает перейти теперь же к безбронными судами; если бы его голос были решающими, то и тогда он только бы преднаметил шаги в эту сторону”, он говорил, что „провести новую идею — очень трудно», подтверждал это примерами из собственных проектов—о предложении устройства
-59-
боевых ям, колпачков на снаряды—и просил „главным образом высказаться — желательно ли делать шаг в указанном им направлении».
Но доводы адмирала не имели успеха—громадным большинством голосов, против одного С. О., совещание высказалось против безбронных судов, и проект адмирала не получил осуществления. Впрочем, не получили осуществления и пожелания остальных членов совещания: через год настала война, которая доказала ошибочность всей принятой нами системы и выдвинула на сцену новые типы судов, появления которых на воде мы еще ожидаем и по сейчас. С. О. не мог однако равнодушно примириться с отклонением своего проекта, он сделал сообщение в Петербурге, но встречен был личным составом флота холодно. Посреди общего безучастия и равнодушия на мысли С. О. откликнулся только отставной вице-адмирал Иван Федорович Лихачев — ушедший еще в 1883 г. от активной деятельности; проживая за границей, И. Ф. сохранил однако глубокий интерес к морскому делу и очень чутко относился ко всему новому оригинальному, появлявшемуся в России.
Еще раньше, в 1898 г., он вступил в переписку с С. О., поддерживая его начинания добрым словом, и С. О. в ответных письмах благодарил почтенного адмирала и горько жаловался этому непризнанному в русском флоте человеку *) на медленность осуществления своих предложений. Чего-нибудь большего чем сочувствие И. Ф. Лихачев оказать не мог, но С. О. как глубоко чувство-
*) Вице-адмирал И. Ф. Лихачев опубликовал в 1888 г. в журнале «Русское судоходство» свои мысли о необходимости введения во флоте службы генерального штаба; как известно, до 1906 года ничего для этой цели не было сделано, и только война 1904—05 гг., подтвердившая на деле правильность взглядов Лихачева, способствовала учреждению морского генерального штаба в русском флоте.
вавший человек, был тронут и этим доказательством внимания.
Такова была судьба судостроительных проектов С. О.
—————————
В то же время С. О. не забывает и научную работу: в ноябре 1903 года появляется его последняя работа с тем же эпиграфом „Помни войну», под названием „Без парусов».
Эта небольшая работа остается последним заветом С. О. личному составу флота, в ней есть по истине золотые слова для моряков, которые начиная с эпиграфа надо взять себе девизом и никогда не забывать.
Отдавая справедливость воспитательному значению парусной школы, С. О. говорит: „Воистину говоря, это была чудная школа. Природа на каждом шагу вам ставила препятствия, и тот, который много плавал, привыкал верить, что нет работы без препятствия и что всякое препятствие надо тотчас же устранять. В бою также на каждом шагу будут препятствия. Если человек привык их устранять, то он и тут устранит, а если он привык по каждому вопросу предварительно требовать заключения экспертов, то он приостановится, а в это время неприятель его разобьет».
„Мое мнение, говорит он дальше, о парусах такое, что так как полную парусную школу сохранить невозможно, то лучше ее совершенно оставить, ибо важно не знание подробностей оснастки рангоутного судна, а важно то морское воспитание, которое паруса дают. Между тем, чтобы паруса имели воспитательное значение, надо плавать под парусами во всех чинах, а это практически не исполнимо».
„Нужно прежде всего, чтобы человек привык к морю, а для этого необходимы морские плавания в разных разнообразных условиях“.
„Приучая людей к обращению с различными машинами и приборами, нужно, разумеется, внушить им осторожность
-60-
и показать, что может случиться от неосторожности и неумелого обращения. Я вполне уверен, что эти люди будут через чур смелы, а если иногда и случится, что такой человек поломает машину, то, ведь, где рубят дрова, там неизбежно летят щепки. Пусть лучше ломаются машины, но учатся люди».
„Офицер кроме своего дела должен знать все, что знает нижний чин“.
Заключения, к которым приходил в своей последней работе С. О., были следующие:
«1) Парусные плавания вырабатывали внимание, наблюдательность, находчивость и предусмотрительность. Они приучали к быстроте и к потребности всегда и во всем устранять затруднения и обходиться своими средствами.
„2) Подобно тому, как древние языки приучают к правильному мышлению и дают голове научное воспитание, парусное дело давало воспитание моряку, приучая его ко всяким случайностями.
„3) Не важно знание тонкостей вооружения, важна привычка к морю, которую давали парусные плавания, а посему, если парусных плаваний нет, то не стоить тратить время на подробное изучение вооружения парусных судов.
„4) Шлюпочное парусное дело надо изучать по-прежнему.
,,5) Для того, чтобы дать морякам хотя часть той практики, которую давали парусные плавания, нужно дольше держать корабли в море.
„6) Полагаю, что каждый месяц надо дней семь проводить в море.
«7) Надо создать курс маневрированья.
„8) Надо, чтобы каждый нижний чин изучал одну специальность подробно, но знал приемы обращения с разными механизмами, слесарное и кочегарное дело.
„9) Унтер-офицер должен уметь пустить в ход каждый из механизмов своего судна.
„10) На судне все чины—строевые. Нестроевых нет.
„11) Офицер должен знать одну специальность и уметь делать своими руками все, что должны делать нижние чины.
„12) Надо учиться исправлять повреждения и для этого заниматься с моделями и на специальном водяном корабле.
„13) Надо приохотить к морю, поощрив ученые работы, съемки, промеры и морской спорт.
„14) Нужно беречь уголь, чтобы при том же расходе иметь больше плаваний.
„15) Нужно, чтобы было состязание на экономный расход угля.
„16) Для экономного хода необходим вспомогательный двигатель.
„17) В военное время уголь—это жизнь.
„18) В море—значить дома».
—————————
Кроме побочных трудов, имевших однако весьма важное значение и указанных выше, С. О. относился с ревностью и к прямым своим обязанностям главного командира; за недолгое время управления Кронштадтом, им предприняты были меры к улучшение условий жизни нижних чинов: увеличение числа морских команд в Кронштадте вызвало вопрос о приискании им места для житья — для таковой цели приспособлен был старый канатный завод; надстроен 4-ый слу- жительский флигель, при нем устроена была первая баня-прачечная.
„Приспосабливая канатный завод, писал С. О. в своем отчете, под помещение для нижних чинов, мне удалось в первый раз применить то, о чем я неоднократно хлопотал, а именно: сделать прачечную-баню“.
„Устроенная прачечная-баня на канатном заводе очень проста. Она состоит из первой комнаты для раздевания и второй комнаты для мытья