-31-
атаки, а также поставив их хоть на короткое время в почти боевые условия“.
„За этот же период своего временного командования эскадрой им была затеяна и выполнена гонка под парусами двух корветов „Рынды“ и „Витязя” и клипера „Вестник”. Сторонник всякого соревнования, сознавая могущественную силу, как двигателя в деятельности людей, он любил шлюпочные гонки и поощрял хорошо управлявшихся как под парами, так и под парусами. Эта же гонка больших судов, хотя и выполнена была не в открытом море, а на пространстве сравнительно небольшого Уссурийского залива, внесла большое оживление в жизнь эскадры и послужила темой разговоров и обычных в таких случаях споров на много дней”.
Под председательством С. О. состоялось в 1887 г. и обсуждение вопроса о зимовке судов эскадры во Владивостоке.
По вступлении в командование эскадрой Тихого океана вице-адмирала В. П. Шмидта С. О. получил предписание разработать в комиссии планы военных действий на случай возможного разрыва с той или другой державой; в комиссии под председательством С. О. находились и капитаны 1-го ранга Авелан и Скрыдлов.
Комиссия С. О. посмотрела на вопрос о планах военных действий довольно широко, причем не остановилась на формальностях, а рассматривала вопрос по существу; сохранилось весьма характерное постановление ее относительно неудовлетворительного оборудовали Владивостока.
„Комиссия единогласно высказалась, что эскадра в Тихом океане, стоящая во Владивостоке, только в таком случае может считаться готовой к войне, если порт имеет достаточно материалов, провизии и кардифа, чтобы снабдить каждое судно в таком размере, какой оно в состоянии будет принять. В настоящее время практикуется следующий способ: командиры судов эскадры уже с половины зимы начинают воздерживаться от пополнения запасов, имея в виду предстоящее прибытие во Владивосток, долженствующий снабжать их суда всем необходимыми. По прибытии же во Владивосток командиры получают ежегодно один и тот же ответ, что в порту для них ничего нет. Все члены комиссии единогласно заявили, что им известно намерение высшего морского начальства, чтобы во Владивостоке было все необходимое для эскадры в самых широких размерах, между тем по настоящее время в этом отношении ничего не сделано и нет лица, которое бы за это было ответственно. Делом снабжения порта Владивосток одновременно ведают несколько учреждений, почему, если бы пришлось разобрать причины неимения в порту запасов для эскадры, то все причастные к делу лица окажутся правы”.
„Если разрыв последовал бы внезапно в настоящую минуту, то ни одно из судов эскадры не могло бы выйти из Владивостока в океан с полным снабжением, так как порт не может ни одно судно укомплектовать должным образом”.
„Комиссия вполне понимает, что она собрана не для того, чтобы критиковать действия других и что настоящее постановление выходить за предел порученной ей работы, но каждый из членов ее соглашается лучше подвергнуться нареканью за неуместное обвинение администрации, чем утаить прискорбный факт”.
„При настоящих условиях эскадру, стоящую во Владивостоке, можно сравнить с прекрасной батареей современных орудуй, на которой нет в момент боя ни одного фунта пороха. Как бы хороши ни были суда эскадры, но если порт не будет иметь доста-
-32-
точного количества машинного масла, провизи, кардифа и прочего, то суда эти невозможно будет выслать в момент разрыва».
Затем комиссия высказала пожелание о необходимости снабжать все плавающие суда сведениями о различных бухтах и уединенных местах.
„Командиры вновь назначенных в плавание судов“, говорилось в протоколе, „могли бы до отправления из С.-Петербурга получить все копии с описанием осмотренных бухт и портов, что во время плаваний помогло бы им при осмотре мест, уже ранее посещенных, дополнять собранные сведения, а не собирать их вновь. Комиссии известно, что личный составь военно-морского отдела главного морского штаба так завален текущими делами, что только урывками может уделять время на чисто военную часть дела. Комиссия осмеливается думать, что если бы в главном морском штабе был учрежден отдел, не связанный текущими делами и специально ведущий военно-стратегическую часть, то органазация крейсерской войны много бы выиграла».
Начальник эскадры положил в этом месте следующую резолюцию: «Совершенно разделяю мнение комиссии».
Затем довольно подробно рассмотрен был и по сейчас больной вопрос о консулах.
О роли адмирала при крейсерских операциях комиссия решила, „что ему лучше всего находиться негласно в одном из нейтральных портов и уехать оттуда также негласно в другое место, как только могут явиться подозрения. Для переездов он может пользоваться срочными пароходами или негласно фрахтовать суда. Комиссия во всяком случае полагает, что адмиралу должен быть предоставлен широкий простор”.
„Комиссия также полагает, что командиров не следует стеснять никакими подробными инструкциями, что необходимо сообщить им только сведения, в какие места будут высылаться транспорты для всех судов с углем и припасами, и затем предоставить им свободу действия и разрешение пользоваться углем и материалами с какого угодно транспорта”.
В виду небольшого числа судов в эскадре Тихого океана: 1 фрегат, 2 корвета, 2 клипера и 3 лодки, решено было организовать только крейсерские операции, планы их составлены были в предположении противников Англии и Германии, вопрос о Японии вовсе не возбуждался, что касается Китая, то комиссия признала, что хотя численность китайского флота превосходить нашу, однако „несмотря ни на какую несоразмерность их, действия эскадры должны быть наступательный“ и вестись главными образом в Печилийском заливе, против столицы—Пекина.
При рассмотрении карт Печилийскаго залива было обращено внимание на полуостров Квантун, о-ва Mio-тау и бухту Торнтон на о-ве Хай-юн-тау; последний остров решено было выбрать, как вспомогательную базу при действиях в Печили.
Кроме того, комиссия высказалась за необходимость иметь угольные склады в Нагасаках, без которых немыслимо никакое крейсерство.
По возвращении С. О. в Россию в 1889 г. ему поручено было дальнейшее составление плана крейсерской войны, каковым вопросом он и занимался до лета 1891 года; причем указами комиссии о Владивостоке были одобрены в министерстве, вследствие чего и приступлено к образованию запасов в этом порту.
Наконец, к деятельности С. О., как командира «Витязя», надо отнести и предпринятую им судовыми средствами опись зал. Посьет и бухты, получившей имя корвета.
В посвященной памяти С. О. статье плававании на «Витязе» офицер приводить несколько случаев смелого,
-33-
подчас рискованного, управления корветом, и заканчивает их следующими словами:
„Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает”, говорит пословица, а кто много делает, тот не может иногда не ошибаться. Поздно учиться управлять судном, вступая в бой с неприятелем. И во сто крат лучше делать мелкие ошибки в мирное время, чем крупные с неисчислимыми иногда последствиями—в военное. А чтобы они не могли иметь место, надо исподволь постоянно и упорно упражнять себя в том, что в нужную минуту будет одними из главных факторов победы. С. О. отлично сознавал это и в постоянно лихом и смелом маневрировании сказалась мысль, руководившая им уже давно, и которую лишь недавно 1) он высказал открыто в девизе своем „помни войну”.
1-го января 1890 г. С. О. произведен был в контр-адмиралы, имея всего 41 год от роду и 211/2 год службы в офицерских чинах, осенью 1891 г. он был назначен и. д. главного инспектора морской артиллерии, в каковой должности проявил, как и везде, где приходилось работать ему, удивительную энергию.
Еще до этого назначения С. О. состоял в 1890 году председателем в комиссии по испытанию артиллерии на броненосце „Император Александр II”.
„Опытные техники”, говорит один из очевидцев этого испытания, „не могли сдержать своего восхищения, видя, как адмирал все исследует в строго систематическом порядке, подмечает каждую на вид ничтожнейшую мелочь, выслушивая и взвешивая все возражения и обмен всяческих мнений, и как быстро в его светлом уме возникают мысли о способах устранения подмеченных недостатков. В несколько дней выработали целый ряд переделок и
1) Статья написана в 1904 году в «Морском Сборнике».
усовершенствований, целесообразность которых вполне оправдалась опытом. Не стеснялись при случае и весьма решительными мерами. Чтобы доказать, что мостик поставлен не на месте, сделали выстрел из 12-ти дюймовых орудий, повернув башню донельзя орудиями по борту. Целый край мостика полетели в воду и с его развалин была снята фотография. Конечно, его перенесли на другое место, подальше от башни. Зато избежали бед с людьми, которых не миновали бы, случись на маневрах или, еще хуже, в бою” 2).
С. 0. сменил на посту главного инспектора морской артиллери адмирала Н. И. Казнакова; последний на прощальном обеде обнял своего заместителя и сказали ему:
„Степан Осиповичи! Честь и место. Сдаю вам славную батарею!”
„И „славная батарея “ во время командования ею С. О “., говорит 3) один из сослуживцев его, „поработала” на славу”.
„1) Введены уцентрированные башенные установки, уравновешенные так, чтобы поворот их не производил крена и определенными числом людей можно было производить поворот башни с определенною скоростью даже при крене на 8°. Стрельбу можно производить как при остановке, так и при вращении башни; для накатывания орудия к борту сделано особое приспособление, не требующее участия гидравлического насоса и трубопровода, орудие так уцентрировано для вертикальной наводки, что можно ее производить или руками, или механически; такой же выбор между ручными и механическими способом предоставлен и для посылки снаряда и заряда. Первые суда си уцентрированными башенными установками были „Три
2) «Котлин» 1904 г. № 112. «Носитель заветов» М. Левицкий.
3) «Котлпн», 22-го мая 1904 г. № 113, «Носитель заветов>, (Памяти С. О. Макарова). М. Левицкй.
-34-
Святителя», „Полтава”, „Севастополь”, послуживший могилою славному адмиралу „Петропавловск”, «Сисой Великий», „Адмирал Сенявин” и Адмирал Ушаков”.
На случай исправления повреждений устроен подъем башен на домкратах. Выработаны меры для ускорения заряжания 12 „орудий”.
„Переделаны башенные установки на броненосцах „Чесма” и „Георгий Победоносец”, причем уменьшен крен при поворотах башни”.
„Начато, но не доведено до конца, по причине назначенья С. О. в Средиземное море, исследование для приспособленья башенных установок к стрельбе во время поворота башни»
„Обуховскому заводу заказаны 6 дюйм. башни шт.-кап. Алексеева для судов типа „Полтава”.
„2) На Обуховском заводе выработан новый образец орудий подполковника А. Ф. Бринка 12 дм. в 40 калибров и 10 дм. в 45 калибров с затвором шт.-кап. М. Ф. Розенберга. Орудья положено изготовлять взаимно заменяемыми, так, чтобы можно было орудия одного судна передавать на установку другого”.
„Исследованы причины прогибания орудий, выработан прибор М. Ф. Розенберга для измерения его”.
„Разработаны шкала для выгорания пушек, вооружение паровых катеров, пригонка клиновых замков, вставление трубок при открытом замке (кап. Истомина и Обуховского завода), зарядные трубы при клиновых замках”.
„Произведено сравнительное испытание пушек Гочкиса и автоматической пушки Максима, окончательно выяснившее все преимущества последней”.
„Принят компрессор 37 мм. одноствольной пушки штабс – кап. Алексеева. Установлено на Обуховском заводе производство патронных орудий и станков Канэ, с выяснившимися из опыта усовершенствованиями, и дан заказ СПБ. металлическому заводу элеваторов для патронов”.
„Установлено производство пушечно-патронных гильз на Ижорских адмиралтейских заводах в Колпине”.
„3) Принят пироколлодийный порох профессора Д. И. Менделеева; выработаны правила изготовления бездымного пороха, испытания его правильности горения, влияния на здоровье людей, степень опасности храненья. Для испытания герметичности пороховых и патронных ящиков установлена воздушная проба”.
„4) Установлено требование геометрического подобья снарядов. Изобретены колпачки—наконечники к головкам снарядов (первоначально названные магнитным приспособлением). Снаряды, углублявшиеся без приспособлена на 0,5 дм. при употреблении его углубляются на 1,375 дм. Плиты Гарвея с своим срубом пробивались насквозь под углом 20°, а в иных случаях даже 25°, к траектории снаряда. Разработано множество вопросов касательно снарядов, трубок и капсюлей”.
К числу таких, особенно важных постановлений, относятся правила снаряжения снарядов порохом, утвержденный перед самым уходом адмирала в 1894 г.; он сам считал это одним из важнейших для флота дел: „чувствовал себя чрезвычайно счастливым”, говорит он в своем отчете, „что этот весьма важный пробел в артиллерийской технике был устранен при мне. Если бы случилась война до выработки порохового снаряжения снарядов, то пришлось бы сражаться не снаряженными снарядами, действие которых не только по земляным укреплениям, но и по кораблям, ничтожно”.
Затем при Макарове предприняты были опыты для выяснения сравнительного действия снаряженных и не снаряженных бронебойных снарядов, причем адмирал пришел к убежденью, что все снаряды должны быть снаряжаемы, причем более прочные
-35-
снаряды пироксилином, остальные порохом дымным и бездымным.
„5) Для стрельбы на море введены боевые указатели, дальномеры указатели лейтенанта Яковлева (1892); приборы для управления артиллерийским огнем, установленные впервые на броненосце „Гангут”; установлена однообразная схема гальванической стрельбы лейтенанта Степанова, наконец, разрешено множество разнообразных артиллерийских вопросов менее выдающейся важности”.
„Морской технический комитет по артиллерии издал много книг, атлас чертежей орудий и станков Канэ, учебники для артиллерийского офицерского класса и проч. Приобретались иностранные книги для раздачи лицам, для которых чтение их могло быть полезно для дела”.
„Много сделано для улучшения материальной части Охтенского полигона комиссии морских артиллерийских опытов“.
„С сентября по ноябрь 1893 года”, продолжает он же, „адмирал Макаров осмотрел порта, суда и заводы в западной Европе и вывез из-за границы ряд любопытных наблюдений о состоянии артиллерийского дела за границею. Осмотрены им заводы Шихау в Эльбинге и Данциге, Круппа в Эссене, Вульвичский арсенал, адмиралтейство и суда в Чатаме, завод в Ярроу, завод Викерса, бронеделательные заводы в Шеффильде, Армстронга в Ньюкастле, адмиралтейство, корабли и артиллерийские офицерские и комендорские школы в Портсмуте, ознакомился с пушками Витворта и с его установками для 11 дм. мортир”.
„Во Франции С. О. узнавал мнения авторитетных лиц о том, следует ли иметь у 6 дюйм.- патронных орудий унитарный или раздельный патрон, подтвердившие основательность того предпочтения, которое он сам отдавал патрону раздельному. Затем осмотрел предлагаемую полковником де-Банж систему заряжения орудия без металлических патронов и посетил заводы Гочкисса в Сан-Дени, Барикана и Мар в Париже, Соттер, Гарле и Ко там же, Шнейдера в Крезо, Сан- Шамон, далее в Тулоне—завод Forges et Chantiers de la Mеdditerranеe, адмиралтейство и корабль „Magenta”, в Монлюсоне—завод Шатилльон и Каммантри, в Гавре—заводы Forges et Chantiers de la Mediterranee и Нормана. Сборники наблюдений адмирала представляет собою обильный источник полезных справок для всех заводских людей. Благодаря им, в нашей артиллерии выяснилось множество до тех пор темных вопросов. В каждой строке видел зоркий глаз наблюдателя, сразу охватывающего всю представляющуюся ему картину и ярко оттеняющего то, что имеет отношение к важными для него вопросами”.
„Эта замечательная наблюдательность и понимание людей только и могли сделать С. О. Макарова носителем заветов людей, создавших славу русского флота. Он всегда хорошо знал всех своих офицеров и ему было в точности известно, какую работу каждый из них может выполнить. Широкий полет изобретательного воображения, глубокое знание математического анализа, точность в наблюдении иногда, едва осязаемых явлений, кропотливое собирание их и приведение в порядок, ведущий к выводу всех данных опыта и вычисления,—все применялось к делу и получало, для упражнения и развития, ежедневно обширное применение. Каждый работал в том направлении, в котором его способности находили лучшее приложение”.
„Но одно требовалось от всех — исполнение поручения вполне добросовестное и полное пользование всеми своими способностями для совершенного успеха работы. Делать как-нибудь, «отзвонить и с колокольни долой», у С. О. не полагалось. Легковесную работу он часто сбивал одним вопросом, та-
-36-
ким, которого неудачный докладчик и предвидеть не мог. Немыслимы были здесь канцелярские виртуозы, в роли легендарного письмоводителя, хвалившегося по поводу одного дела: „не понимаю, но отписаться могу”.
„Другое требование: никогда не откладывать до завтра то что можно сделать сегодня. На все вопросы требовался ответь немедленный и, если требовалось собирание сведений то, оно должно было производиться не на досуге с расстановками, а безотлагательно, отлагая в сторону все прочие дела”.
Встречались люди, находившие такую поспешность мелочностью. Но самые огромный величины получаются интегрированием бесконечно малых дифференциалов. Достичь выполнения той громадной работы, которую дал морской технически комитет с осени 1891 г. по осень 1894 г., возможно было только неотклонным требованием, чтоб всякое поручение исполнялось безотлагательно и чтоб разъяснения техников, стоящих у дела, доставлялись ими без задержки и возможно полнее. При сношениях с прочими учреждениями и с заводами С. О. не мог помириться с тем, что бывает иногда, что некоторые дела, несмотря ни на напоминания, ни на просьбы не двигаются *) и в этих случаях он, кому следует, выражал искренно свое негодование”.
„Заставляя всех работать, адмирал Макаров работал сам без устали. При этом, подобно своему учителю А. А. Попову, он стремился, чтобы труд хорошо вознаграждался. При командировках офицеров, он ратовал за выдачу им прогонных, суточных и проч. денег в возможно более щедром размере. Артиллерийским приемщикам на заводах он выхлопотали сперва суточные, затем штатное содержание дело о котором находилось в неопределенном положении с 1885 года, несмотря на неоднократный представления главных инспекторов. Одному штаб- офицеру, по случаю тяжкой болезни его жены, угрожавшей исходом либо смертельными, либо сопряженными с неизлечимыми увечием – он писал:
„Многоуважаемый, научите меня, что для Вас сделать. Будьте уверены, что все, от меня зависящее, будет сделано”.
„Таковы были отношения начальника к подчиненным, и, как к исполнителям дела и ради истины, С. О. Макаров, при всей горячности, о которой многие слишком много говорили, никогда не относился неприязненно к тем, кто ему дельно и доказательно указывал на его ошибки, как личные, так и совершенный совместно с комитетами”.
„Во избежание недоразумений он, давая поручения, диктовал все требующее внимания вопросы и сам записывал их в особую, всегда лежавшую на его столе, книгу”.
„Если ему, из портов или с заводов, присылали отчет о произведенных опытах с множеством численных данных, обработанных и приведенных в порядок, облегчающий вывод, если при сем прилагалось собрание образцов испытанных и других неиспытанных, но подготовленных для повторения испытания комитетами, он искренно выражал свою благодарность, которую чаще всего писал в виде приписки на первой бумаге, отправлявшейся доставившему ему сведения лицу. У меня хранится посланное в Тулу извещение о разрешении адмиралтейств – совета выдавать Тульскому и Пермскому приемщику разъездные, давно выдаваемый Петербургским. Извещение напечатано на машине Ремингтон и оканчивается словами: „о чем вас извещаю“. К ним рукою адмирала приписано „и искренно поздравляю”; а ниже подписи его же приписка: „вы нам очень помогли разобраться в вопросе о…, осветили совершенно затемненное
-37-
дело. За это вам искренно благодарен. С. О.“.
„Помощь состояла в присылке из Тулы ряда опытных численных данных и коробки образцов, служивших для получения их, при том неотразимо доказывающих, что в комитете смотрели на теоретическую сторону некоторых приемов производства совершенно превратно и не согласно с данными опыта”.
„Истина для С. О. была всего дороже. Зато искажение ее, облаченное хотя бы в самую блестящую литературную форму и украшенную рядом подтасованных интегралов и таблиц, выводов из небывалых опытов, его приводило в состояние, при котором разговор с ним для заводских рекламных дел мастеров становился часто весьма неприятен“.
Таков был Степан Осипович, как главный инспектор морской артиллерии.
Оставляя этот пост осенью 1894 года, адмирал составить беглый очерк работ по морской артиллерии за время своего управленья этим делом, с осени 1891-го по осень 1894 года.
Отчет этот, составляющий III-е прибавленье к „Отчету о занятиях морского технического комитета по артиллерии за 1894 год“, приятно поражает своей откровенностью, приводимые факты говорят сами за себя, причем недостатки не скрываются, а откровенно указываются, и адмирал со своей стороны указывает на то, что надо было бы предпринять для устраненья их в дальнейшем. Некоторый выдержки из этого очерка, особенно конец его, позволяют представить себе тот высокий образ мыслей, который заставлял адмирала прилагать свои силы на общую интенсивную работу.
В одном из мест отчета, где говорится о недостатках прибойников, которые, не смотря на предложение адмирала Обуховскому заводу улучшить их, так и остались в первоначальном состоянии, С. О. следующими словами откровенно объяснял причину этого:
„Бывает иногда, что некоторый дела, несмотря на напоминания, ни на просьбы, не двигаются. Дело с прибойниками оказалось именно таким.”
В другом месте он пишет: „Бумага осталась без ответа”.
При описании устройства мастерской для выработки пироколлодийного пороха, он говорит об улучшениях ее: „тут надо идти смело и не жалеть каких-нибудь 10 тысяч, а главное не откладывать», а затем в конце, говоря о передаче секрета выработки пороха в сухопутное артиллерийское ведомство для примененья его и на суше, прибавляет: „Все это дело, к сожаленью, стало на почву самолюбия, и как для поддержания дружеских отношений 2-х артиллерий, так и для снабжения флота порохом, надо возможно скорее строить свой собственный пороховой завод, производительностью в 10—15 тысяч пудов пороха”.
В заключение своего отчета адмирал писал об отношениях морской и сухопутной артиллерии между собой; он находил, что между ними есть и большое различье, но и не малое сходство. „Наши требованья гораздо строже, чем у сухопутной артиллерии, и то, что выработали мы для своих трудных условий, сухопутная артиллерия может принимать без испытаний, но то, что выработали они для себя, мы принять не можем, ибо наши условия труднее”.
Затем адмирал усматривал разницу в приемах разработки технических вопросов: „сухопутные артиллерийские части уже вооружены, а вновь строящиеся суда не вооружены”.
„В таких условиях морская артиллерия, не колеблясь, выбирает путь, может быть рискованный, но обещающей большой прогресс”.
„Вследствие этого происходит, что сухопутная артиллерия идет спокойным прогрессом и всякие измененья и нововведения предварительно подробно испытываются,
-38-
как на полигоне, так и в некоторых частях, тогда как в морской артиллерии большинство нововведений приходится оценивать по чертежами и вводить прямо в боевое снабжение”.
„Чтобы идти такою лихорадочною скоростью, надо, отбросив самолюбие о том, что твое и что мое, брать то, что лучше. Иногда вскоре после решения оказывается ошибочность его и тогда надо иметь гражданское мужество тотчас в ней сознаться, чтобы исправить зло в самом начале. Техника не терпит неправды».
„Несмотря на коренное различие морской и сухопутной артиллерии, как в требованиях, так и в приемах, обе артиллерии должны идти рука об руку, и за мое время принято несколько мероприятий, которые облегчили наши сношения с сухопутной артиллерией”.
Затем адмирал упоминал, как состоялось взаимное обсуждение о высшем калибре орудий, который был принят для береговых укреплений в 10″, и говорил, что „по окончании с главною задачею, комиссия по своей инициативе перешла к другому, не менее важному вопросу о необходимости сблизить между собою морскую и сухопутную артиллерии, чтобы работать вместе на пользу общего дела. Пример, поданный морскими министерством, поставившим вопрос о введении 10 дм. калибра в зависимость от соглашения с военными министерством, давали прекрасный повод к тому, чтобы заявить о необходимости соглашения. Желательно, чтобы на кораблях и береговых укреплениях было полное однообразие в пушках, снарядах и зарядах, дабы батареи могли при надобности помочь флоту, а флот батареями. Генерал-адъютант Софиано высказал, что это было его всегдашней заветной мечтой, образовать тесную связь между сухопутной и морской артиллериями, и что они очень рады установлению прочных отношений”.
Комиссия решила иметь взаимных представителей в комитетах, каковыми были избраны подполковники Бринк от комитета и штабс-капитан Якимовичи от главного артиллерийского управления.
„Я с большими удовольствием вспоминаю эту совместную работу, пишет адмирал; „особенной благодарностью следует отметить помощь, оказываемую подполковником Якимовичем, который, будучи в курсе всех технических вопросов сухопутной артиллерии, своими познаниями по разными частями помогал нам всесторонне освещать предмет и приходить к правильными заключениям. В журналах морского технического комитета неоднократно встречаются ссылки на сухопутную артиллерию, и мне никогда не казалось стыдным упоминать о том, что мы подражаем нашим товарищами по артиллерии. В этой науки столько нового, что хватить дела на всех работающих. Даже в этом беглом очерке я несколько раз упоминал о сухопутной артиллерии, а в журналах наших можно это встретить постоянно”.
„Если в журналах и постановлениях сухопутной артиллерии”, прибавляли адмирал, „не встречается ссылки на морскую, то это не надо объяснять нежеланием сказать доброе слово о товарищах, а просто случайностью”.
„Также случайностью я объясняю тон некоторых журнальных постановлений; так, например, когда для однообразия в типе пушек мы послали чертежи 10 дм. орудия в артиллерийский комитет, с просьбою сообщить, согласны ли они принять этот чертеж и для себя, артиллерийский комитет постановил что-то в роде следующего: „допустить выделку для морской артиллерии 10“ орудий согласно присланными из морского технического комитета чертежами”. Такого рода выражения совершенно непонятны, и такой случай, как и другие, подобные ему, могли совершенно сбить с толку
-39-
человека менее уверенного, чем я, в необходимости совместной работы.
«Но я», прибавляет этот замечательный человек, „до последнего дня не отступал от принятого раз правила, и не только сам по своей инициативе посылал чертежи того, что нами выработано окончательно, но также передавал чертежи испытавшихся и даже потом забракованных приспособлений».
..Никакие факты не могли поколебать во мне желания быть совершенно откровенным с сухопутными артиллеристами, и я лично по всем производившимся опытам показывал детали проектов и рассказывал о том, что удалось, а также какой намечен дальнейший путь в самом деле. Самое секретное дело пока есть бездымный порох и пироколлодий, но относительно их дано предписание начальнику завода не только показывать ход работ, но и выдавать представителям сухопутной артиллерии всякие циферные сведения, какме им необходимы”.
«Полагаю», заканчивал свой отчет адмирал, „что и впредь следует поступать так же, имея попрежнему открытыми для сухопутных все рабочие журналы и все чертежи как выработанных, так и вырабатываемых приспособлений, посылая им копии с нововведений в самом их зачатке, даже если они этого не спрашивают. Это будет откровенно, а посылать уже вполне выработанное не значит быть вполне откровенными; надо, чтобы они были в курсе наших удач и неудач в опытах; также будет не худо, если и они будут нас держать в курсе своих работ”.
Таково заключение этого замечательного отчета, и думается, что он не нуждается в комментариях: из него ясно видно, что за человек был С. О.; для него не было флота, армии, а была одна — великая Россия и только на ее пользу работали он; к сожалению, „один в поле не воин”, он сам свидетельствует о недопустимом отношении главного артиллерийского управления в мирное время,—ни о какой взаимной поддержке и работе после Макарова, по всем вероятиям, и речи не было,—и Макарову самому пришлось получить в Артуре не одну возмутительную отписку этого учреждения, показывавшую не только вражду к флоту, но и к самому существу своего же дела.
Итак из вышеизложенного видно, что С. О. Макаров ко всем своим заслугами штурмана по образованно, специалиста по непотопляемости, выдающегося минера, серьезного ученого, явился и талантливыми артиллеристом, и кто знает, каковы были бы результаты нашей стрельбы в Порт-Артуре, если бы так называемое „магнитное приспособление” на снаряды было бы во время разработано и принято на флоте?
15-го ноября 1894 г. сослуживцы по комитету провожали С. О., назначенного приказом от 7-го ноября того же года командующими эскадрой Средиземного моря, прощальным обедом; при этом участвовавший на обеде знаменитый ученый Д. И. Менделеев, работавший вместе со С. О. над изобретением бездымного пороха, провозгласил тост за адмирала, как „за выдающегося ученого”. В другом прощальном слове С. О. получил следующую оценку; „Господа”, сказал присутствовавший на обеде начальник Обуховского завода, „много на своем веку видел я людей полезных, ученых и даровитых, но людей с таким запасом энергии и самоотвержения в работе, каков наш дорогой С. О., еще не встречал. Мне все представляется, что он, как могучий рычаг, должен ежедневно перемещаться для великой работы и также все окружающее увлечь за собою на самоотверженную работу”…
И такой работой, которой этот действительно могучий рычаг должен был увлечь личный состав,
-40-
была подготовка эскадры Средиземного моря, а затем и всей Тихоокеанской, правда, тогда еще не такой многочисленной, как позднее, к военным действиям, которые едва не разыгрались весной 1895 г. между Россией и Японией из-за занятая последней после войны с Китаем Ляодунского полуострова с Порт-Артуром.
Во время управления одним из важнейших технических учреждений морского министерства С. О. не забывает однако и специально-военных вопросов; в последний год его пребывания в Петербурге (1894 г.) появляется труд „Разбор элементов, составляющих боевую силу корабля”, навеянный, по всем вероятиям, столкновением 10/22 июня 1893 года английских броненосцев „Виктория” и „Кампердоун“, из которых первый пошел ко дну.
В небольшом вступлении молодой адмирал говорит: „В настоящей статье я рассматриваю вкратце—не только непотопляемость, но и все другие элементы, составляющее наступательные и оборонительные силы судов, и указываю слабые их стороны. Следует однако же понимать, что моя цель заключается не в том, чтобы критиковать существующее корабли, а в том, чтобы указать на возможность улучшенья их. Совершенства в делах рук человеческих быть не может и недостатки всегда будут, но из этого не следует, что с ними надо мириться. Напротив, следует изыскивать всевозможные меры к тому, чтобы их изучать и устранять, чем я и предлагаю заняться морякам”.
„Во многих местах этой статьи я высказываю взгляды, несогласные с теми, которыми руководствуются на деле и в нашем флоте и в иностранных, и в конце статьи предлагаю отказаться от бортовой брони. Это однако не означает, что если бы я лично руководил делом, то взял бы на одного себя смелую мысль коренным образом изменить всю систему кораблестроения. Крайности в деле опасны, но в разбор элементов столь мало установившегося дела, как морское, крайние взгляды помогают выбрать верную и надежную середину”.
И это вступление является лучшим защитником С. О. в проводимых им крайних взглядах: только путем возбуждения новых вопросов и обращается большее внимание на имеющуюся действительность, только тогда начинаешь относиться к ней более сознательно и критически,—и возбудителем такого отношения, таким будителем личного состава несомненно являлся С. О.; он не стеснялся громко заявить, что было скверно у нас и нуждалось в улучшении, но в то же время констатировал и то, что по его мнению, было хорошо.
„Морякам нет надобности заботиться об улучшении технической части пушек, станков и снарядов”, писал он, „дело это пойдете само собой, но снаряженье снарядов нуждается в поощрительных мерах. Оно далеко отстало от всего остального. Также отстало то, что находится в руках самих моряков. т. е. способы пользования артиллерией и управление артиллерийским огнем».
„Неуязвимость от мин”, пишет он далее, „достигается устройством сетевого заграждения… Дело это находится в руках моряков, и ни частная промышленность, ни инженеры не заинтересованы в успехе этого дела, а потому оно для своего усовершенствования нуждается во всяких поощрительных мерах и всякие недостатки должны быть приписаны недостатку энергии и настойчивости со стороны морских офицеров”.
В конце своей работы С. О. переходит к предлагаемому им типу боевого корабля в 3000 тон водоизмещения и, касаясь вопроса, кто должен