-81-
сведения Государя Императора, „что я и чины, бывшие на совещании, глубоко возмущены отношением главного артиллерийского управления, не желающего понять тех трудных условий, в которых находятся флот и крепость, и необходимости снабдить последнюю материальной частью, по крайней мере, не уступающей таковой же противника”.
Вопрос об усилении крепостной артиллерии разрешен был при помощи главнокомандующего, адмирала Алексеева. Он посетил Артур 18-го марта, и командующий флотом, воспользовавшись его приездом, доложил ему о необходимости снабжения крепостной артиллерии разрывными снарядами. Наместник предложили адмиралу Макарову передать пятьдесят 10-дюймовых снарядов в крепость и одновременно донес об этом генерал-адмиралу и военному министру. Последнего адмирал Алексеев просил сделать распоряжение, „чтобы главное артиллерийское управление снабдило свои орудия в Порт-Артуре современными снарядами, допускающими стрельбу с больших дистанций, взбираемых неприятелем“.
Получив телеграмму главнокомандующего, адресованную генерал-адмиралу, управляющий морскими министерством передал ее главному инспектору морской артиллерии, генерал-лейтенанту Кроткову и поручили ему выяснить переговорами с главными артиллерийским управлением, какое последует решение на телеграмму главнокомандующего к военному министру и почему нужны военному ведомству наши снаряды для стрельбы на дальние расстояния.
Вследствие этого главное артиллерийское управление в лице генерал-майора Якимовича, когда-то работавшего вместе со С. О. Макаровыми в техническом комитете, дало следующее объяснение:
„Стрельба па дистанции свыше 10 верст признавалась мало целесообразною по подвижными целями, а потому решено было—для чугунных и сегментных снарядов принять уменьшенные заряды (начальная скорость 2.000 фут в секунду), в виду сбережения орудий. Стрельба такими снарядами и полными зарядами вполне возможна”.
Одновременно главное артиллерийское управление решило послать в Порт- Артур разрешение употреблять при стрельбе чугунными бомбами не практические заряды (уменьшенные), а боевые, отчего снаряды их по дальности сравняются с морскими.
В заключение же главное артиллерийское управление подтвердило, что сухопутное ведомство заказывает заводу Круппа тысячу 10—дюймовых бронебойных снарядов с винтовыми наконечниками, выработанными морским ведомством.
Было ли действительно прислано в Артур разрешение употреблять боевые заряды, из документов архива войны не усматривается.
Можно с положительностью сказать, что на этом дело не остановилось бы, и адмирал Макаров добился бы удовлетворительного решения возбужденного им вопроса, но этому помешали другие затруднения, а вскоре за теми последовала катастрофа 31 марта.
Так сбылись опасения С. 0. Макарова, высказываемый им в отчете 1894 года: нежелание совместной дружной работы артиллерии сухопутной и морской для одной цели—блага Родины—дало печальные результаты в тяжелую годину испытаний в Порт- Артуре: в то время, как флот имел снаряженные снаряды, крепостная артиллерия их не имела.
——————-
Пасха в 1904 году приходилась на 28 марта; С. О. особенно опасался этого дня, полагая, что японцы изберут для атаки как раз этот вечер, когда на русской эскадре будет происходить встреча Светлого праздника; поэтому заутреня была назначена
-82-
в 10 часов вечера, и после нее адмирал отправился на внешний рейд на дежурный крейсер, где и провел всю ночь. Японцы однако но появлялись.
На второй день праздника адмирал устроил походи — был яркий, солнечный, тихий день. Эскадра выходила, как и всегда при С. О., в одну воду; —это был уже ее пятый совместный выход за время командования адмирала, и после похода в море, суда так же благополучно вернулись в Артур. По пути крейсер „Баян“ поднял плывущий в буйке труп матроса с миноносца „Стерегущий”.
По возвращении эскадры в дежурстве на внешнем рейде остался крейсер „Аскольд”, адмирал всю ночь провел на нем и покинул крейсер только рано утром, когда возможность появления неприятеля миновала.
В день похода эскадры из Чифу, от консула пришла телеграмма, в которой он, со слов японцев, передавал известие об ожидаемой последними через два дня „большой новости”, при этом прибавлялись намеки на Бидзыво.
Телеграмма эта, предсказывавшая катастрофу 31-го марта, была понята командующим флотом, как подтверждение прежних слухов о высадке японцев на Квантун, и он решили выслать миноносцы для обследования островов Эллиот.
Миноносцам было предписано не возвращаться в Артур ночью, а в случае потери отряда держаться перед входом до рассвета; для прикрытия возвращающихся утром отрядов адмирал обещал выслать в море крейсер „Баян“.
Около 7-ми часов вечера отряд из восьми миноносцев покинул Артур и направился к Эллиотам.
С. О. провел всю ночь на внешнем рейде Артура на дежурном крейсере „Диана“.
„Ночь была неспокойная: темно, дождливо, временами шквалы от NO. В лучах боевых фонарей с батарей показывались то огоньки, то небольшие силуэты, но разобрать было трудно. Командующей флотом предполагал, что, быть может, посланные наши миноносцы, за ненастною погодою возвратились ранее рассвета и держатся вдали. Это побудило не стрелять в сомнительно видимые предметы” 1). В 4 часа, 30 минут адмирал отбыл с „Дианы“, приказав „Баяну” выходить в море.
Между тем видимые на рейде силуэты были неприятельские: 3 отряда японских миноносцев, вместе с заградителем „Kopiy-Мару” 2) подошли к рейду Порт-Артура; „определяясь по различными предметам, справа и слева от входа, в назначенном порядке были расставлены мины, окончив постановку которых, отряды вернулись на стоянку в северо-западной Корее” 3)
Таким образом японцами удалось вполне благополучно подготовить обстановку для катастрофы 31-го марта; может быть день этот и не ознаменовался бы таким несчастием, как гибель броненосца с самим командующими, если бы этому фатально не помогли расстрел и гибель миноносца „Страшный”.
Вышедшие к островам Эллиот, миноносцы растеряли друг друга, и один из них „Страшный” оказался на рассвете в отряде не своих, а 4-х неприятельских судов, которые не замедлили открыть по нему огонь. Бывший с ним в паре миноносец „Смелый”, потерявший его еще ночью, увидел его уже под огнем неприятеля (в 7—8 милях от себя), попробовал помочь, но был отбит, почему пошел к Артуру, сообщил по
1) Из донесения начальника отряда крейсеров, капитана 1 ранга Рейценштейна, бывшего вместе с адмиралов на крейс. 1 ранга «Диана».
2) Захваченный японцами русский пароход «Манджурия»
3) Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи. Т. I., стр. 129
-83-
дороге о расстреле „Страшного”— „Баяну”, а затем в гавани и адмиралу.
Узнав что в море погибает миноносец, адмирал решил выходить; вслед „Баяну” посланы были „Диана“, „Аскольд” и „Новик”, а затем вышли „Полтава” и „Петропавловск”.
„Баян”, спасший под огнем 6-ти неприятельских крейсеров 5 человек команды, вернулся к Артуру, а затем по сигналу адмирала повел отряд к месту гибели „Страшного”.
Когда „Баян” вышел из строя и обгонял „Петропавловск”, адмирал здоровался с командой и благодарил за лихую молодецкую работу—это была его последняя благодарность.
Вскоре „Баян” открыл неприятельские крейсера и вступил с ними в перестрелку, наш отряд поддержал огонь, и неприятель ушел на 0. Расстояние от Артура было 16—17 миль на SO.
Отогнав неприятеля, адмирал снова велел „Баяну” вести отряд к месту гибели „Страшного”, но в это время на SO показалась японская броненосная эскадра из 9-ти судов; нашему отряду из двух броненосцев, 4 крейсеров и миноносцев ничего не оставалось делать, как возвращаться.
Адмирал решили повернуть; крейсерами и миноносцами велено было идти впереди, и суда быстро направились к Артуру; уже при подходе к берегу миноносцам велено было идти в гавань.
Было около 91/2 часов, когда наш отряд вернулся под защиту береговых укреплений, здесь его встретили вышедшие „Пересвет” и „Победа”.
„Севастополь” никак не могли вывести из гавани из-за поднявшегося сильного нордового ветра, и адмирал приказал поднять сигнал: „Севастополь” остаться в гавани”. Это были последний сигнал адмирала.
„Перед тем”, говорить один из очевидцев 1) „не смотря на неравенство сил, адмирал, как можно было заключить из его отрывочных фраз, стремился выйти в бой с японцами. Чувство приподнятого духа передалось от адмирала всем нам, и мы были сильно нервно возбуждены, наполненные сознанием, что настал момент отомстить за январскую атаку. Это чувство инстинктивно передавалось всем”…
„После отданного адмиралом приказания поднять сигнал „Севастополю”, флаг-офицеры сейчас же исполнили это приказание, а я, находясь при флагманском журнале, вошел в рубку, где был капитан 2 ранга Кроун, прибывший накануне с большими трудностями из Шанхая с „Манджура” и предназначавшийся адмиралом к назначению командиром „Пересвета”; ему негде было ночевать, и потому он остался на „Петропавловске”; кроме него здесь же в рубке был сигнальщик, назначенный в мое распоряжение”.
„Подойдя к журналу, я стали записывать”.
„В 9 часов 43 минуты—сигнал”: … успел я лишь набросать, и вдруг послышался глухой сильный удар”.
„У нас троих (капитана 2-го ранга Кроуна, сигнальщика и у меня) сорвало фуражки, и в одно мгновение стол, диван, шкаф с книгами и картами—все обратилось в груду
1) Младший флаг офицер командующего флотом, мичман В. П. Шмитт „Морской Сборник“. 1911 г. № 10.
обломков, циферблата с механизмом был вырван из футляра часов”.
„С трудом удалось высвободиться и мы бросились к правому выходу из рубки на мостик;,, Петропавловск” сильно кренился на правую сторону и настолько быстро погружался, что, стоя на твердом мостике, казалось, не имеешь опоры и летишь с головокружительной быстротой куда то в бездну. Это чувство было очень неприятно”.
„Говорить, конечно, нельзя было из-за рева пламени, воды, постоянных взрывов и всеобщего разрушения. Выскочив на правую сторону мостика, мы увидели впереди себя море пламени; удушливый едкий дым почти заставлял задохнуться. Здесь я заметил фигуру адмирала, стоявшего спиной ко мне. Как думают те, кто знал хорошо адмирала, он прошел вперед, сбросив с себя пальто, чтобы узнать, что случилось, и вот можно предположить, что он был оглушен или убит одними из сыпавшихся обломков” 1).
Великий Князь Кирилл Владимировичи, находившийся во время взрыва на „Петропавловске”, говорить 2), что он был на левой стороне мостика, а адмирал Макаров по средине.
„Ему показалось, что палуба около носовой 12-ти дюймовой башни открылась, и все кругом покрылось кровью и убитыми, нос быстро опускался и судно скренило на левый борт. Переходя через мостик Великий Князь увидал адмирала в крови, лицом книзу”.
Таковы единственные свидетельства о последних минутах гибели Степана Осиповича Макарова.
1) В японском официальном описании говорится о последних минутах С. О. следующее: «когда адмирал Макаров увидел, что судно тонет, то сняв пальто, опустился на колени и, творя свою последнюю молитву, разделил участь судна. На чем основана эта версия— неизвестно.
2) Сведения эти приведены в воспоминаниях командира миноносца «Бесшумный», лейт. Максимова.
Мгновенная гибель броненосца произвела ошеломляющее впечатление на эскадру — с судов немедленно были спущены шлюпки, которые и направились к месту катастрофы: на них удалось спасти немногих — Великого Князя Кирилла Владимировича, командира „Петропавловска” капитана 1-го ранга Яковлева, 5 офицеров и 73 нижних чина, подняты были еще 4 офицера, но они скончались, не приходя в себя. Тела адмирала не нашли, из воды вытащено было только его пальто, которое очевидно он скинул во время взрыва.
—————
За гибелью командующего флотом, в управленье эскадрой вступил контр- адмирал князь Ухтомский, который и подняли сигнал о построении эскадры по „Пересвету”; во время этого маневра броненосец „Победа” наткнулся на другую японскую мину, послышался резкий сухой треск, и броненосец накренился; из подорванной угольной ямы черной полосой по воде протянулась угольная пыль.
Новый взрыв был большой неожиданностью для эскадры, он произвел на ней переполох; гибель „Петропавловска” и подрыв „Победы” были приписан действиям подводных лодок, напряженные нервы люден не выдержали, и суда открыли огонь по невидимому врагу.
Эскадра отдавала последнюю почесть своему почившему вождю не холостыми, а боевыми залпами…
————–
Так погиб Степан Осипович, твердо храня завет „помни войну” и честно исполнив свой долг перед Родиной. Он нашел себе могилу в море, которое считал своим настоящим домом.
Вместе с адмиралом погиб весь его штаб (9), судовые офицеры (17), судовой священник и около 620 человек команды; нашел свою смерть в море и художник В. В. Верещагин;
-85-
адмирал уговаривал его не ходить в море, но он не захотел и был счастлив, что, наконец, 31 марта ему удалось попасть в настоящей бой.
Причиной взрыва броненосца были японские мины, положенные на пути обычного маневрирования эскадры, сама же гибель корабля произошла от ряда взрывов на самом броненосце, последовавших вслед за первым: в носовой части „Петропавловска” находилось до 50 мин заграждения, который взорвались от детонации и произвели полное разрушение носа броненосца, который, так и не останавливая хода, ушел под воду менее чем в 2 минуты; винты броненосца работали последние мгновения по воздуху, кроша спасавшихся с кормы людей.
—————
Гибель талантливого командующего флотом произвела потрясающее действие на личный состав: на эскадре сразу поняли, что эта потеря невознаградима; вместе со Степаном Осиповичем погибали все надежды на лучшее будущее, на возможность удачи в военных действиях.
Один из офицеров 1) артурской эскадры, сам видевший катастрофу 31-го марта, так характеризует значение гибели „Петропавловска” и С. О. Макарова:
„Несчастный день… Из семи броненосцев, которыми мы располагали перед началом войны, у нас оставалось только три,—„Пересвет”, „Севастополь” и „Полтава”… Но не в этом ослаблении наших сил было горе… Пока эскадра входила в гавань, пока еще не получалось официального подтверждения,—все, все от старшего до младшего так жадно вглядывались в каждый поднимавшийся сигнал… У каждого в душе еще теплилась слабая надежда, мечта, которую он не решался даже высказать громко…
— А вдруг спасен?…
1) В. Семенов <Расплата>, стр. 104.
И каждый трепетно ждал, — не разовьется-ли на мачте одного из броненосцев тот флаг, который так недавно, так горячо мы приветствовали на мачте „Новика”—флаг командующего флотом!… Нет!…
Ужасный день!..
Никогда, ни до того, ни после, в самых тяжелых условиях войны, не приходилось, переживать такого чувства подавленности, такого гнета неотразимого сознания непоправимости разразившегося удара…
Это было общее настроениее…
—Что вы ходите, как в воду опущенный! —обратился я к старшему боцману.—Ваше дело—подбодрить команду, поддержать дух! А на вас — лица нет! Стыдно! На войне нельзя без потерь! Погиб броненосец, ослаблена эскадра,—пришлют подкрепление! Новую эскадру пришлют! Нельзя нос вешать! Нельзя рук опускать!.
—Так точно, ваше высокоблагородие… Без потерь нельзя… Оно конечно… броненосец—что-ж?—Как-то смущенно и неуверенно, пряча глаза, заговорил боцман и вдруг, словно решившись махнуть рукой на всякий этикет, резко переменил тони.—Не то, ваше высокоблагородие, что броненосец?—Хоть бы два! Да еще пару крейсеров на придачу! Не то! — Голова пропала! .. Вот что!.. Почему оно, я как все прочие .. —голос его задрожал и оборвался…
Да. Этой мыслью были проникнуты массы. Она овладела ими. Она одинаково крепко засела и под офицерской и под матроской фуражкой. Только здесь, на баке, эти простые люди не умели и не находили нужными прятать ее под маской спокойствия и самоуверенности, о чем так заботилось население кают-компании”…
И с этими словами нельзя не согласиться.
Был Макаров в Артуре- эскадра
-86-
жила 1), погиб—замерла и эскадра, не имея более одухотворяющего начала.
И последовавшая печальная действительность Русско-Японской войны только подтвердила смутный тревожный ожидания.
Как в России, так и за границей, катастрофе 31-го марта было уделено большое внимание, причем почти единогласно признавалось, что главной потерей была гибель С. 0. Макарова.
„Вся Россия со мной оплакивает безвременную кончину адмирала Макарова”, писал Государь Император адмиралу Алексееву.
„Смерть адмирала Макарова – большая потеря для моряков всего мира”, писал в телеграмме Государю Императору Вильгельм II.
В английской газете „Times”, в номере от 1/14 апреля, давалась следующая характеристика С. О.
„Гибель Петропавловска”—одно из трагических событий, вызывающих сочувствие храбрых и благородных людей, где-бы то ни было. Без всякого предупреждения и, находясь, невидимому, в условиях полнейшей безопасности, броненосец погиб с ужасающей и непостижимой быстротой. Он пошел ко дну, увлекая с собой около семисот человек, среди которых был адмирал Макаров, один из способнейших и отличнейших русских флотоводцев. Со времени вступления им в командование русским флотом на Дальнем Востоке в нем наступил весьма заметный подъем духа и значительное улучшение в управлении. Своей энергией и примером собственной неутомимой деятельности он вселил новую отвагу в личный состав, вероятно, несколько потрясенный смелостью и удачей японских нападений”.
1) За время командования С. О. Макаровым эскадра выходила в полном составе в море 6 раз, за остальное же время 3 раза; один раз при адмирале Старке — бой 27-го января, и два раза при адмирале Витгефте – 10-го июня и 28-го июля.
„Россия лишилась прекрасного корабля, но еще более потеряла в лице человека, которому предстояло, вероятно, сделат русский флот важным фактором в воине. Его потеря и род гибели наносить тяжелый удар русскому флоту, не говоря об исчезновении доблестного и вдохновляющего начальника, влияние которого, внося новый элемент в войну, признавалось и японцами. Суждение неприятеля — лучшее доказательство того, что Макаров, с признанным обладанием им в совершенстве морской науки, соединял качества великого моряка».
„Нисколько не желая сомневаться в наличии интеллигентных средств Росссии, мы можем сказать, что с кончиной адмирала Макарова Россия теряет вождя, которого трудно будет заместить.
В другой статье того же номера говорилось:
„Макарову приходилось защищать честь русского флага, и ежели он не мог сделать больше, то он все-таки показал, что не позволит запереть свои силы в порте без попыток нанести вред врагу, силящемуся его уничтожить. О нем было сказано, что он был „превосходным моряком, знатоком военно-морского дела и смелым флотоводцем”, и таков взгляд, разделяемый всеми его товарищами по оружию всех национальностей, заметивших перемену в образе действий, наступившую с его приезда”.
„Он, очевидно, придерживался того мнения, что оборонительная тактика, вынужденная обстоятельствами, должна была заключаться в смелых наступательных действиях, и поэтому мы постоянно слышали о выходах флота в море, о миноносцах, встречающих минную атаку, и об истребителях, встречающих и потопляющих предназначенные к заграждению прохода суда, прежде чем они могли приступить к своей цели”.
-87-
«Он теперь встретил смерть и, оставляя в стороне вопрос о национальной потери для Poccии, мы можем сказать, что он встретил ее с лицом, обращенным к неприятелю, стоя на своем корабле и со своим флагом, развивающимся до конца на стеньге”
То же писали и немецкие газеты: 1)
„Гибель „Петропавловска” — потеря для русского флота очень значительная, но много тяжелее утрата превосходного начальника флота адмирала Макарова с целым своим штабом! Мы часто отдавали здесь должное его предусмотрительной и энергичной деятельности. Со времени его прибытия в Порть – Артур флот вновь воспрянул духом, и заметно было как адмирал Того в той же мере умерял свои предприятия. Макаров уже неоднократно подвергал себя личной опасности; когда он на небольшом крейсере „Новик” бросился спасать свой тяжело пострадавший миноносец, и когда он перерезал электрические проводники адских машин на выброшенных на мель японских пароходах-брандерах 2). Ему не дано было повести свои корабли на успешный бой, своему преемнику он все-таки указал тот путь, который наиболее действителен для русских сил”.
Итальянская газета „Tribuna” 3) писала еще сильнее:
„Погиб адмирал. Мощный корабль сомкнул в своих железных стенах людей, дисциплинированных и воспитанных для боя, и с ними того, кто был как бы жизненным пульсом этого корабля и всех кораблей, в чьей ясной воле сосредоточился и укрепился дух отчизны,— адмирала”!…
«И пока Poccия оплакивает человека, на которого целый народ возложил
1) «Berliner Tageblatt» № 189 от 1/14 апреля 904 г.
2) Это не точно, сам адмирал проводник не перерезал, а только отдал приказание это сделать.
3) Номер от 2/15 апреля 1904 г.
свои надежды, человека, за которого ежедневно возносились во всех единоверных храмах Божьих молитвы сотни миллионов людей, вы, сыны всех морей, моряки, служащие под всеми флагами, оплакивайте храбреца, бывшего вашим собратом, венчайте лаврами память его»!
„Взрыв военных действий застал его в Кронштадте губернатором и главными командиром этой первостепенной твердыни русского флота, и лишь только потребности войны вызвали скорое отправление на поле действий человека, могущего быстро изменить к лучшему судьбы флота; со всех сторон, как в Pocсии, так, и вне ее, имя Макарова ранее других иметн блеснуло во всех умах; в силу этого, он мог себя считать призванным к командованию флотом своей родины по всеобщему выбору. Человек железного закала, доблести хладнокровной и решительной, предусмотрительности и отваги, с верным глазомером и быстрой решимостью, которые у него сливались с щегольством маневров и с глубоким знанием своих людей и своих судов, приезд его в Порт-Артур немедленно проявился новым фазисом в действиях русского флота: фазисом упорной работы и вместе с тем удали. Если была черта, наиболее характеризующая человека, потерю которого оплакивает теперь Россия, то это именно удал. В своем прекрасном сочинении „Помни Войну” 1) он посвятил длинные страницы, полный мужества и силы, в которых он старался запечатлеть в сердцах и умах молодых офицеров всех флотов необходимость свыкнуться с мыслью о смерти.
„Слогом простым и выразительным, но сильным, ему присущим, так хорошо
1) Труд «Рассуждения по вопросам морской тактики», переведенный на итальянский язык.
-88-
переданными нам переводчиком Сен-Пьером, Макаров говорит: „Всякий военный человек должен бы проникнуться сознанием постоянной готовности пожертвовать жизнью. В первый раз, когда он начнет серьезно об этом думать, он, пожалуй, побледнеет и почувствует, что кровь стынет в его жилах, но во второй раз эта мысль не произведет уже того же впечатления, и, наконец, он свыкнется с этой мыслью до такой степени, что она ему представится не только знакомой, но даже притягательной”. Такое презрение к смерти было у Макарова в высшей степени, и это ему позволило, в бытность командиром „Великий Князь Константин” в Турецкую войну, совершить настоящие чудеса храбрости, за который он получил Георгиевский крест, звание флигель-адъютанта Императора и золотую саблю, которую Государь ему передал собственноручно. Будучи адмиралом, начальствуя теперь над флотом, пострадавшим от событий начала войны, он не забыл своей юношеской лейтенантской удали и тотчас по прибытии в Порт-Артур совершил свой выход в море, на „Аскольде” 1), столь удививший критиков всего света, признавших его неосторожным, так как, подвергая себя личной опасности, он рисковал жизнью главного начальника флота. Но и критики эти не заставили его умерить свой пыл, и вот он выступает на „Петропавловске” против неприятельского флота, во много раз превосходящего его числом и силою судов; но на этот раз судьба ему не покровительствовала, и взрыв мины навеки прекратил эту отважную эпопею. Как объяснить себе присутствие этой мины? Была-ли она русской или японской?
…„Как бы то ни было, перед самым трагическим событием Порт-Артура
1) Это ошибочно, на <Новике>; выход этот и значение его описаны выше, и в данном случае итальянцы ошибаются, видя в нем одну удаль.
все эти предположения представляют второстепенный интерес. Понятно, что не факт потери одной из крупных боевых единиц уже пострадавшего флота и с ним нескольких сотен храбрых моряков, не это может встревожить русских, – другие корабли изготовляются в Кронштадте, п нет недостатка в храбрых воинах- славянах,— нет не это, но чувствительна потеря Макарова, командующего флотом адмирала“
Так писали иностранцы о С. О. Макарове.
Наши враги-японцы посвятили его деятельности в Артуре следующие строки: 2)„С самого приезда своего в Порт-Артур, в начале марта, он деятельно принялся за работу: привел в порядок побитую и расстроенную эскадру, поднял военный дух, водворил дисциплину и от всего сердца и не жалея сил старался восстановить честь флота».
—————————–
Адмирал Алексеев, принявший после гибели С. О. командование флотом, в следующих выражениях доносил Государю Императору свой взгляд на создавшееся после катастрофы 31-го марта положение вещей:
„Поставленный доверием Вашего Императорского Величества во главе морских сил Тихого океана, я счел долгом без промедления донести о том состоянии, в котором после гибели броненосца „Петропавловск” находилась большая часть флота, в виду чего и представлялось неотложно необходимыми, придерживаясь строго оборонительного образа действий, напрячь все силы и всю энергию для возможно скорого исправления судов и приведения их в боевую готовность, дабы в решительную минуту противопоставить неприятелю эскадру во всей ее силе.
2) «Описание военных действий на море в 37-38 гг. Мейдзи» Т. I., стр 135. Составлено морским Генеральным штабом в Токио.
-89-
«В соответствии с сим все мои инструкции и предписания командовавшему флотом и его предшественнику вменяли им в обязанность заботиться о сбережении броненосцев и, до поправления „Цесаревича» и „Ретвизана», воздерживаться от действий, не оправдывающихся необходимостью и не приносящих явного вреда неприятелю.
„Характеру покойного адмирала Макарова присущи были порывы увлечения боевою обстановкой, что облегчало неприятелю применение своих тактических приемов. В число обычных маневров командовавшего флотом входило передвижение эскадры во время бомбардировок в проходе, усиленно обстреливаемом. При тесноте этого прохода и рейда, на котором маневрировала наша эскадра без намерения с своей стороны вступить в бой, корабли наши подвергались постоянному риску поврежденья от неприятельских снарядов и минных заграждений и от аварий, имевших к сожалейте место при каждом почти выходе эскадры. Присутствие таких заграждений на рейде подозревалось адмиралом Макаровыми, принимавшим обыкновенно все меры предосторожности и тралившим на рейде впереди эскадры. Поэтому и поспешному выходу 31-го марта броненосцев в море, с маневрированием на рейде без тех же мер предосторожности, нельзя найти ни основания, ни обяснения».
„При всеми полном уважении к памяти адмирала и к выдающимся его способностям и боевыми качествам я, по служебному долгу пред Вашим Императорскими Величеством, обязан упомянуть об этом факте, повлекшем за собою катастрофу 31-го марта и ее тяжелые последствия. При гибели вполне исправного, сильного броненосца «Петропавловск», мы лишились одновременно талантливого боевого начальника и многих выдающихся, прекрасных офицеров, подававших большие надежды, служивших украшением флота. Вместе с ними погибли — кадры образцовой команды, подготовленной непрерывным пятилетним плаванием, важнейшая часть архива эскадры и многоценные труды и работы офицеров».
Как видно из слов этого донесения, наместник относился к действиям адмирала Макарова скептически, не понимал значения его походов во время бомбардировок и безусловно осуждал за катастрофу 31-го марта.
Позднее, уже после падения Артура, адмирал Алексеев добавил свой взгляд на катастрофу 31-го марта следующими словами, сравнив ее с катастрофой 26-го января: „В действительности наша потеря была чувствительная, нарушавшая наши военные расчеты, но все-таки, по моему разумению, ослабление эскадры было лишь временное, и если бы не гибель адмирала Макарова, наш Тихоокеанский флот занял бы предназначавшуюся ему в войне—роль».
Последние слова бывшего главнокомандующего безусловно верны: ни одному из начальников до С. О., ни после него, не удалось сделать и части того, чего достиг адмирал Макаров своей энергией и своими примером за 36-ти дневный срок командования флотом.
———————
Пускай они погиб, не выполнив до конца своего дела, но погибая он завещал своей кровью пример грядущими поколениями, подтвердив и самой смертью только все то, что говорил, писал и чему следовал в своей недолгой жизни. И в трагическом конце жизни С. О., принесшем с собой так много несчастья для России, а в частности для флота и Артура, мы все-таки должны видеть мудрое предопределение судьбы.
Победили ли бы флот при Макарове или нет—неизвестно, хочется
– 90 –
верить этому, но только верить, так как сказать точно, чем бы закончилась деятельность С. О. нельзя, но совершенно безусловно то, что Макаров не изменил себе и остался в Артуре тем же Макаровым, что и раньше, — и время командования им флотом останется навсегда примером, как нужно действовать на войне, как нужно учить побеждать, как нужно не боятся смерти.
В эти немногие дни, С. О. блестяще подтвердил, что вся его жизнь, направляемая девизом „помни войну”, была прожита не даром, и что только путем „осмысленности жизни» можно достигнуть той конечной цели, которую каждый военный должен видеть в подготовке своих людей к победе над врагом.
И в этой целостности жизни С. О. заключается громадное воспитательное для нас значение его личности, почему дела и мысли адмирала не должны забываться личным составом 1), должны быть вечны, как вечно должно сохраниться имя Макарова в памяти благодарной Родины, на пользу которой только и билось его благородное сердце.
И пусть мощная фигура адмирала, возвышаясь перед кронштадтскими морскими собором, напоминает нам не только об имени, но и о тех девизах, с которыми жил этот замечательный человек и которые оставил нам, как свои последние заветы.
Только понимая, свято храня и следуя им, не будет для нас страшно никакое грядущее…
К. Житков
1) Почти ежегодно, последний год даже несколько раз, в Кронштадте устраиваются публичные лекции, посвященные памяти С.О. Макарова. На крейсере же его имени устроен уголок, где собраны относящиеся до него реликвии.
Приложение 1.
Приказ *) начальника соединенных эскадр в Тихом океан вице-адмирала С. П. Тыртова 2.
Апреля 25-го дня, 1895 года.
При настоящих обстоятельствах объявление войны может последовать во всякую минуту, а потому суда вверенных мне эскадр должны быть в полной боевой готовности. Условия плаваний в мирное время по необходимости вводят на судах обычаи, которые при наступившей войне приходится изменить, посему предоставляя каждому из командиров принять меры к тому, чтобы его корабль мог проявить в деле наибольшую силу, я вместе с тем считаю полезным напомнить о некоторых мероприятиях для их исполнения.
Кроме изложенного ниже есть еще многое другое, и каждый из офицеров должен теперь же подумать о всяких других случайностях в кругу его деятельности и подготовить все необходимое, чтобы умело встретить и устранить всякое затруднение.
1) Прошу командиров судов соединенных эскадр теперь же окрасить все в светло-серый цвет, как корпус, так рангоут и трубы. Сделать это можно, покрыв одним слоем белой краски; хотя при этом черный цвет и не вполне закроется, но это не имеет значения, так как все дело тут не в щегольстве, а в уменьшении видимости судов ночью, и в затруднении наводки неприятельских орудий днем.
2) Надо позаботиться об усилении прикрытая, где таковое возможно.
а) Коффердамы, у кого такие есть, кругом машинных и котельных люков заполнить, чем возможно, имея
*) Составлен средиземноморской эскадрой контр-адмиралом С.О. Макаровым.